Делая заявление о том, что обращение россиян, собравшее более 100 тысяч подписей, должно быть рассмотрено Госдумой, Путин, видимо, не предполагал, что эти подписи в ближайшее время могут быть собраны. «Закон Димы Яковлева» стал первым прецедентом, позволившим в достаточно короткий срок эти подписи собрать. О том, что в стране нет условий для нормальной жизни детей-сирот, с готовностью засвидетельствовали сами ее граждане.

Чиновники могут называть внушительные цифры, свидетельствующие о том, что бюджеты всех уровней тратят немалые деньги на содержание домов ребенка, детских домов, интернатов для детей инвалидов. Но качество жизни детей-сирот складывается из несколько других цифр. Смотреть надо не на расход, а на итог, на то, что мы получаем на выходе. И такая статистика тоже есть, и чиновникам хорошо известна. Она показывает, что лишь 10 процентов детей-сирот, покидая казенные учреждения, сравнительно успешно адаптируется к жизни. Остальные 90 процентов делятся на тех, кто кончает жизнь самоубийством, влачат один тюремный срок за другим, ведут асоциальный образ жизни, превращаясь в наркоманов, алкоголиков, бездомных.

Да, согласно законодательству, детей-сирот полагается обеспечивать при выпуске жилой площадью. За бюджетные деньги им приобретают квартиры. Но надо отдавать себе отчет в том, в чьи руки попадает столь дорогостоящий, для многих желанный кусок собственности. Выпускник детского дома – это человек, за которого всю его жизнь все решали другие (воспитатели, чиновники), который привык подчиняться чужому влиянию, мириться с произволом, усвоил определенную модель поведения. Надо констатировать, что эти люди имеют сравнительно невысокий уровень интеллектуального развития, в чем нередко нет их собственной вины и для чего даже нет физиологических предпосылок. Просто система детского дома не нацелена на учет индивидуальных особенностей воспитанников и на тщательное взращивание имеющихся у них талантов. Не секрет, что нередко такие дети имеют диагноз «умственно отсталый», и действительно очень отстают в развитии, но только потому, что их никто и не развивал. Они намного позже начинают ходить и говорить, потому что не предусмотрено, чтобы к каждому была приставлена нянька, которая будет с ним целый день разговаривать и побуждать делать самостоятельные шаги. Вырастая в замкнутом мире казенного учреждения, эти дети не имеют представлений о системе ценностей, действующей за стенами детдома.

Сироты-инвалиды – отдельная песня. Если у здорового ребенка есть шанс на усыновление бездетными парами, проживающими в России, то у инвалидов таких шансов нет. Во-первых, усыновление такого ребенка подразумевает весьма высокий уровень доходов семьи, потому что лечение, которое требуется (и которое зачастую отнюдь не подразумевает излечение), весьма затратно, а бесплатная медицина в России существует только на уровне лечения простудных заболеваний. Во-вторых, есть еще социализация. Ребенок, как минимум, должен где-то учиться. Если отдать его в обычную школу, его там будут травить собственные одноклассники, да и учителям он будет лишней обузой, за которую они в ответе. Если отдавать в школу для детей-инвалидов, то придется походить по инстанциям, потому что для этого надо сначала получить направления, пройти всевозможные освидетельствования, возможно, постоять в очереди, и очень хорошо, если эта школа будет хотя бы в том же городе, где живут усыновители. И все, что им потребуется, это каждый день возить ребенка-инвалида на другой конец города в толкучке на общественном транспорте, если, например, нет своего авто, а потом забирать и везти в той же толкучке обратно. В маленьких города, а тем более в поселках – такой возможности нет. Придется переезжать. Полностью менять уклад своей жизни. Возможно, денег от продажи квартиры где-нибудь в райцентре не хватит на покупку жилья в крупном городе, где есть специализированная школа.

Все готовы на такие подвиги? Усыновить чужого больного ребенка, сидеть с ним в больничных очередях, стоять за справками в кабинеты чиновников, переезжать, перевозить его каждый день в автобусе, просить, чтобы ему уступили место, предлагая предъявить справку о том, что он нездоров (если это не видно невооруженным взглядом), нарываться на насмешки, на хамство, на издевательства. Видеть, как страдает этот ребенок и как мало можно для него сделать. Очень может быть, что обоим родителям нужно еще и работать, а не только заниматься лечением и транспортировкой усыновленного ребенка из дома в школу и обратно. Обеспечить таким детям будущую профессиональную реализацию – вообще из области фантастики. Их удел – быть бременем для близких и надеяться на человечность и жалость окружающих.

В российских условиях усыновление сироты – огромная проблема. И взвалить ее на себя очень мало кто готов. Такие люди есть, но их гораздо меньше, чем таких детей. Лишать этих несчастных надежды на усыновление иностранцами – бесчеловечно.

Разумеется, прецеденты, когда граждане США не соблюдали в полной мере своих родительских обязанностей в отношении усыновленных российских детей или даже были откровенно жестоки – имеют место быть. Так же, как они есть в случаях, когда дети усыновлены россиянами. Если уж идти до конца, то случаев, когда российские родители убивают, насилуют, пытают своих родных детей – тоже хватает, но никто не предлагает на этом основании запретить гражданам России рожать и воспитывать собственных детей, чтобы не было возможности совершить в их отношении преступления.

В том, что «закон Димы Яковлева» не имеет никакого касательства к интересам детей-сирот – для всех очевидно. Впрочем, такие категории как «очевидное» и «стыдное» не оказывают влияния на решения, принимаемые Госдумой и президентом. И 100 тысяч подписей тут ничего не меняют.

Майя Совенко