Нестор Толкин О неумолимости рога

Как известно, ежели стать единорогом, то рог сразу же режется и начинает расти, и хочется его как-то вздыбить или в кого-нибудь воткнуть и там три раза повернуть или хотя бы слегка поковыряться. Вот и техногенный Губернатор Хлеб Трофеевич как только единорогом заделался – сразу ощутил характерный неодолимый зуд в причинном месте. Поначалу вонзился в случайный забор и весьма воодушевился. Рог, конечно, пришлось вытащить, а забор снести.

С непривычки Хлеб Трофеевич немножко смутился и поумерил свой пыл. Многие его распаляли да подначивали. Одни упирали на то, что у Головы Пан-или-Пропала кривых заборов навалом, да и сам он бледный, будто его уже на рог поддели – мол, стало быть, заслуживает. Другие тыкали в сторону сбежавшего озера и намекали, что там, может, и еще кому не грех отчаливать. Иные же указывали на территории, судьбой предназначенные под затопление, сетовали, что авовокзал уже странно скрылся, но при том, ежели рога почесать в окрестностях – так потом все вода унесет, и омоет, и покроет. Даже сам Больше не Мэр явился и пожаловал Голове будущих утопленников надежное скользкое средство. Типа – все уж к одному концу… Губернатор Хлеб Трофеевич подобные настроения не одобрил – как можно?! Тем более, в присутствии школьников! Дети сейчас пошли такие испорченные – они же с пеленок порнуху в интернете пользуют. Нельзя при них вазелин показывать – сразу что-нибудь непристойное выдумают.

Приструнил всех Хлеб Трофеевич, да малое время спустя сам не выдержал: рог-то воткнуть куда-то хочется – так и зудит, покою лишает. Размахнулся и сразбегу всадил в живот Голове будущих утопленников. (Все равно погибла уж его репутация в глазах подрастающего поколения.) «Больница, - говорит, - у вас – просто позор! Нигде больше таких не видывал!»

Стоит Голова будущих утопленников – рот то откроет, то закроет, глаза выпучил – ну, точно рыбина из воды вынутая. Неловко ему Губернатору молвить: «Так вы ведь почти нигде и не были пока что. Больницы везде примерно такие же. Как и заборы».

Между тем Хлеб Трофеевич брови насупил, окровавленный рог к небу воздел и по сторонам осмотрелся. Увидал снег нечищенный, услыхал про хороший отмененный маршрут – и почуяли все, как от рога его будто радиационное сияние разлилось в воздухе. Помертвел Голова будущих утопленников от ужаса, ибо понял, что спасения нет. Это ничего, что Голова Пан-или-Пропал отменил три маршрута, а со снегом обещал справиться аккурат к концу зимы – никто ему на то не пенял и рог в пузо не всаживал. Да ведь он еще и детей травил, и контракты муниципальные раздавал без конкурса, а уж сколько денег вертикальных в снег вогнал под видом инновационного благоустройства… Но у Пан-или-Пропала что? Матушкино благословение. А у горемычного Головы будущих утопленников – ничегошеньки. Прощупал он свое брюхо бренное, собрал в кулак кишки повывалившиеся, смешал слезы горючие с соплями и кровью – написал заявление об уходе.

Улыбнулся Хлеб Трофеевич радостно и довольно, просиял техногенным ликом, наколол заявление себе на рог – пусть подданные любуются, а враги трепещут. Закивали тут же единороги одобрительно в едином порыве, иные даже зааплодировали. Да при том как-то засуетились, затолкались, задергались… Оказалось, никто не хочет стоять близко к Губернатору, пока у того рог режется.