Нестор Толкин О прекрасной вежливости и важности просвещения

Как известно, Народ темен, невежествен и нуждается в тотальном просвещении. Ежели его просвещать, то понять он, пожалуй, и не поймет, но зато успокоится. Согласится, что, мол, «это по-научному», или «так и в телевизере сказали», или «все так живут». А пока не успокоится – будет белениться, кобениться, всех вокруг и себя самого изводить.

Кто всех ближе к Народу? Голова. Ему и сам Бог велел заниматься народным просвещением. Пан-или-Пропал старается, просвещает по семижды в день, крутится, как веретено – тут разъяснить, там пристыдить. Но и Народ не лыком шит – не поддается, в невежестве своем костенеет.

Выйдет Пан-или-Пропал с самого утра на проповедь и вопрошает: «Чего ты желаешь, Народ?» Ну, а тот сразу губищи-то и раскатывает – скверов ему, да парков, да благоустройства всякого, да чтобы при том деревьев не рубили, да дорожки чтоб не разваливались… Кивнет Пан-или-Пропал степенно и с достоинством, молвит кротко: «Дай лишь срок – и все тебе будет», - и уйдет, будто благоустраивать. Заулыбается Народ, плечи расправит, подбородок выпятит – ходит гоголем, мнит, что самого Голову под дуду свою сломанную плясать заставил.

День Народ доволен, другой доволен, на третий выяснится, что деревья все-таки придется срубить, а вместо сквера церкву сделают, ибо духовное всегда важнее материалистического – только бесноватые иначе думают. А на прочую лабуду и вовсе денег нет. На что было – уже потрачено, да оно чего-то сразу и развалилось… Ну, Народ по невежеству своему обидится, надуется, погрозится самому Президенту нажаловаться.

Пан-или-Пропал вздохнет устало и руками разведет от эдакой инфантильности. «Учишь-учишь их, да видно вовек не выучишь», - посетует он. Ведь невдомек Народу, что согласие – это просто фигура речи, это так из вежливости говорить полагается, а не в смысле, что вот прямо и сделают. Ну, мы же – цивилизованные люди. Разве лучше, ежели Голова Народ посылает матюками? Ведь просвещенные заграничные люди так не поступают. Как у них принято? Они приветствуют друг друга словами: «Как ваши дела?» А при том рассказывать про дела и не требуется, да и всем плевать, даже если ты прямо сейчас повесишься, а коли начнешь все-таки про свои дела говорить, так и слушать никто не станет – все разбегутся и потом сторониться станут. Но спросить вежливо – это святое. Это лучше, чем орать, рыдать или жаловаться. Сам Президент на острие вертикали – образец вежливости и лучших манер. Разве ни говорил, что выборы можно вернуть, а пенсионный возраст не трогать? И это не в смысле, что прямо вот возвращать и прямо не трогать, а признак хорошего воспитания. Учтивый всегда говорит, что собеседнику слышать приятно. Следует все же Народу больше ценить цивилизованное общение.

Иной раз кажется, будто забрезжило что-то такое внутри Народа, что вот-вот он вдруг что-то такое поймет и одухотворится, и наступит великое просвещение… Но потом раз – и все опять погасло, как не было. Снова верует Народ в странные чудеса, грозит Президентом, ругается, как сапожник, да потчует субстратами про суму и тюрьму, неположенное быку и колодец оплеванный. Пан-или-Пропал – он же не зря Голова – бледнеет, синеет, чернеет, но миссию свою исполняет. «Ежели упорно Народ дрессировать, то однажды наступит у нас просвещение, - рассуждает он. – Повторенье – мать ученья все-таки».