Татьяна Елькина Зыбкая почва «Измены»

Кирилл Серебренников удивил своим фильмом «Измена». Слишком уж хлипкое основание оказалось у этой картины, поскольку ничего, кроме, собственно, сюжета выяснения отношений и факта измены здесь вроде бы нет. А если режиссер заведомо исключил многоплановость, то должно получиться плоско. А если главная и единственная тема – это любовные отношения с налетом отражения психологической сущности персонажей, то это вообще стремительно приближается к жанру очень незамысловатой мелодрамы для домохозяек, как сами они это называют «фильм про любовь».

Вообще-то большинство фильмов в той или иной степени «про любовь», это может быть даже какой-то движущей доминантой в картине, но если фильм только об этом – он изначально лишен претензий на то, что называется искусством. Потому что в очередной раз чисто перемусоливать эту тему – значит заведомо приравнять свое художественное высказывание к нулю.

Сказать что-то новое в этом поле, по большому счету, невозможно. Но можно попытаться сказать по-новому, сказать в непривычном контексте – и это будет уже хоть что-то. Но Кирилл Серебренников и на это не претендует. В картине нет ни эпохи, ни личности, ни судьбы, которые бы задавали дополнительные смыслы и дополнительную глубину. Основные напрашивающиеся выводы элементарны и предсказуемы: измена – это естественно и недопустимо, жизнь – это сложно и просто. И, тем не менее, фильм не столь банальный и плоский, как можно было бы в данном случае ожидать.

Что точно удалось режиссеру, так это самое сложное – создать атмосферу фильма. Атмосфера есть, и она работает за все, чего там нет, и уже кажется, что и в самой этой разреженности что-то такое есть. Сюжет незамысловатый до неприличия, так что нет смысла его пересказывать. Все нарастает из ничего, проступает, как призраки из сумрака. И зритель вдруг оказывается подцепленным на крючок, потому что, вроде бы заранее имея определенное отношение к предложенным фактам – снисхождение или неприятие, он продолжает после фильма задавать вопросы, витающие в атмосфере этой картины: «Было ли это неизбежно? Виноват ли кто-то? И если виноват, то кто больше, и так ли велика мера вины самого виновного?»

Но это не очередное рассуждение на тему «не суди, да не судим будешь», не попытка осмыслить или разложить по полочкам моральных или рациональных норм чужие жизни. Здесь вообще ни в каком виде не присутствуют сентенции на тему, как бы по правильному следовало поступить. Это такой режиссерский шаг на зыбкую почву, которая сразу же уходит из-под ног: здесь не за что зацепиться и не на что опереться. Что можно выстроить на таком фундаменте? Ничего устойчивого. Но режиссер и не собирался читать зрителю нотации и проповеди. Ни осуждения, ни одобрения, ни сочувствия – атмосфера фильма иррациональна, как и природа неуместных чувств. Больше всего, наверное, непонимание и недоумение – в отношении другого, в отношении себя. Или понимание, что понять невозможно.

Франциска Петри вносит в картину какую-то странную составляющую, словно наполняя всю эту элементарную историю важными нераскодируемыми подтекстами. Все ее простые слова и действия странным образом отдают неумолимой катастрофой. Ее спокойный взгляд говорит больше любых рыданий. Поразительный актерский дар, придающий особую тональность этому неоднозначному фильму наряду с игрой Деяна Лилича и мастерской операторской работой Олега Лукичева.

В итоге картина как будто и не глубока, а в ней теряешься и плутаешь, как в густом тумане, пытаясь отыскать знакомую дорогу по смутным силуэтам растворяющегося ландшафта.