Леонид Большухин Выбор крайне неудачен

Леонид Большухин, член Союза Российских писателей, преподаватель ННГУ им. Н.И. Лобачевского:

На мой взгляд, мы сейчас существуем в эпоху, когда создание нового праздника, который стал бы значимым для большого количества людей, крайне затруднительно. И дело тут в том, что для того, чтобы дата стала праздничной, она должна обрести особый мифологический статус. Потому что большинство праздников, которые были актуальны в предшествующее десятилетие, для целых поколений уже не были событиями их личной истории. Как, скажем, и 7-е ноября для поколения, которое родилось уже в 1940-е годы: для них это событие уже было отодвинутым вглубь истории.

Тем не менее, огромный пропагандистский механизм, огромная пропагандистская машина с одной стороны - действует. А с другой стороны – огромный механизм, способствующий порождению того мифологического сознания, которое позволяло любому человеку почувствовать день 7-го ноября, или 1-го мая, или любой другой день, любой другой праздник именно как событие, был утрачен.

Результат этого мифологического механизма был таков, что способствовал зарождению единого мифологического чувства  у разных людей: разные люди по возрасту, по социальному статусу могли в этот день испытывать нечто родственное друг другу. Что, собственно, и создавало, особое состояние праздничной атмосферы.

Очевидно, что выбор в качестве праздника, вернее, в качестве событий, которые необходимо праздновать, событий 1612-го года - был крайне неудачным.

Потому что так сложилось исторически, что именно это событие в различные эпохи в учебниках истории освещалось менее всего. От этих событий осталось меньше всего конкретных лиц, конкретных биографий. Простейший факт: даже о Козьме Минине мы знаем крайне мало. Он появился на гребне этого события, он стал центром этого события – создания нижегородского ополчения, а его предыдущая судьба, и его последующая судьба практически неизвестны. От него мало что осталось.

В итоге это событие 1612-го года трудно представить как конкретное. Иными словами, мы не можем даже рассказать историю, как именно нижегородское ополчение шло к Москве. И какие-то микроскопические эпизоды, которые делали бы это историческое событие жизненным, не представимы.

Поэтому трудно рассчитывать на восприятие денного дня как праздничного народом. Оно не запускает, оно не порождает того сюжета, результатом которого является общий мифологический отзвук в сознании каждого - единый для многих.

И я думаю, что если бы власть, решая, какой именно праздник можно противопоставить 7-му ноября, обратилась бы к событиям войны 1812-го года, то в этом случае успех был бы большим.

Потому что 1812-й год не только ближе нам по времени. Он ощутимей, он представимей. За этими событиями стоит большой культурный контекст. Об этом много писали, сочиняли и думали. А вот события 1612-го года не стали таким фактом культурного осмысления. Они не породили некую культурную почву.

Поэтому между событием и праздником не устанавливается конкретной связи. Человек не чувствует под собою конкретную историческую почву. Он не чувствует связи с другими людьми. Он не понимает, что он должен испытывать в этот момент. Потому что это чувство, которое должно быть общим, - оно определенным образом порождается, формируется. В данном случае этого нет и быть просто не может.

Хотели ли представители власти, государства, создавая этот праздник, создать некую альтернативу 7-му ноября? Я думаю, что да. Я думаю, что сам выбор праздника близкого к 7-му ноября был связан именно с созданием такой альтернативы. И сама необходимость создания такой альтернативы – она очень сомнительна.

Потому что де-факто представители так называемой «новой элиты» вышли из партийной номенклатуры. Очевидно, что новая власть никаких иных принципов, построенных на позитивном, а не негативном начале, принципов, утверждающих, а не отвергающих какие-то ценности не предложила. И вместо того, чтобы оставить в памяти великое событие (аналог которому, конечно, Великая французская революция в европейской культуре), каким является 7-го ноября 1917-го года, она просто поменяла знак или, по крайней мере, предложила другое прочтение.

Ведь действительно в качестве национального праздника можно было бы оставить 7-е ноября, понимая, что этот день объединяет огромное количество людей, причем разных поколений. Но вместо того, чтобы вести эту тонкую работу по постепенному изменению знака события, по изменению трактовки этого события - события, которое само по себе объединяло бы людей и напоминало бы о достаточно близком нам важнейшем историческом событии, о переходе  страны в новое качество - власть использовала достаточно бездарную подмену одного праздника другим, который на фоне 7-го ноября по-прежнему смотрится крайне искусственно.