1990-е годы были временем политически выраженной модели регионального развития: все субъекты Федерации прошли через период самоутверждения как друг перед другом, так и в двухсторонних отношениях с центром. В начале нынешнего десятилетия появились первые признаки другой модели, связанной не столько с политическими расчетами и конфликтами, сколько с технологией осуществления конкретных проектов. Сейчас эта тенденция набирает темпы: на региональной сцене выделяются не те, кто громче других заявляет о своей специфике и самобытности, а те, у кого есть прагматическая стратегия развития, привязанная к ресурсам федерального уровня. Одним из показателей того, какие регионы вырываются в лидеры, может служить состав российской делегации в Давосе — из губернаторов там присутствовали А. Ткачев и В. Матвиенко, которые символизировали собой “северный” и “южный” полюсы нового российского регионализма. Так, Сочи (равно как и Казань) пытается утвердиться в качестве спортивного центра. И хотя попытка Казани принять у себя Универсиаду провалилась, а Сочи предстоит борьба за зимнюю Олимпиаду, оба проекта изначально предполагали немалые госинвестиции. То же касается и тех регионов, которые имеют шансы закрепиться в качестве зон приоритетного туристическо-рекреационного развития (например Ставрополье) или игорного бизнеса (Калининградская область). В сфере высшего образования заставили говорить о себе мало кому известные университетские комплексы в Белгороде и Ханты-Мансийске.

Единственным регионом, который продолжил строить свои отношения с Москвой как политические, остался Татарстан. И, что удивительно, получил от этого не только символические эффекты: М. Шаймиев стал единственным руководителем, удостоившимся чести быть названным фигурой общероссийского масштаба со стороны президента России (даже Ю. Лужков на последней пресс-конференции В. Путина был назван им “руководителем регионального уровня”). Есть и вполне практические дивиденды: федеральному парламенту вскоре предстоит ратифицировать уникальный для пост-ельцинской России Договор о разграничении полномочий между федеральным центром и Татарстаном.

Нижегородская область на этом фоне остается, прямо скажем, в тени. У нас нет алмазов или других природных ископаемых, и к нам не переводят федеральные административные учреждения (в отличие, скажем, от Питера). Наше единственное преимущество, похоже, состоит в том, что Нижний — один из самых удобных городов для московского бизнеса, которому тесно в столице. А может быть, восприятие регионализма исключительно сквозь призму административно-территориального деления страны в будущем сменится другой, более сложной картиной? Ведь, например, для менеджеров крупных корпораций регионализм очерчивается точками, в которых ведется их бизнес. А коль скоро это так, то и роль региональной номенклатуры в формировании стратегий развития территорий будет постепенно снижаться. Готов ли к этому нижегородский бизнес?

Андрей Макарычев

Оригинал этого материала опубликован в газете «Биржа».